— Давай лучше сдадимся, — робко предложил он. И многозначительно посмотрел на Иванова. И снова показал кулак.
— Заткнись! — сказал Иванов.
Товарищ Максим удовлетворенно кивнул.
— А если пострадают заложники? — показал товарищ Максим на заложников, потому что слова они не понимали, а жест и просительные интонации должны были.
— Заткнись! — повторил Иванов заученную фразу.
— Давай их лучше отпустим.
— Заткнись! — в третий раз, как попка, сказал Иванов.
— А если я откажусь выполнять твои приказы, ты меня, конечно, убьешь? — спросил товарищ Максим, налегая на слово “убьешь”.
— Убью! — согласился Иванов.
И сделал осторожный шаг в сторону товарища Максима, который глазами требовал к нему приблизиться.
— Не пугай, я все равно не буду! — бесстрашно крикнул товарищ Максим, перекрывая своим телом Иванова и корча страшную рожу.
— Руку, руку, дурак!
Подчиняясь, Иванов поднял правую руку.
— На, бей, сволочь! — потребовал товарищ Максим.
Иванов, соглашаясь, тряс головой, но никак не мог решиться нанести удар. Мозгляк!
— Бей, падла, бей! — призывал товарищ Максим.
И, так и не дождавшись, подался чуть вперед, дотронулся лицом до кулака Иванова и вдруг, громко вскрикнув и всплеснув руками, отлетел метра на два назад, грохнувшись навзничь на пол и свалив на себя что-то из мебели. На лице, в том месте, куда его ткнул Иванов, выступила кровь.
Товарищ Максим вскочил на ноги и бросился на Иванова. Который инстинктивно выставил вперед руки. Товарищ Максим наткнулся на них и кубарем покатился назад.
Заложники с ужасом наблюдали за тем, как один гангстер избивает другого гангстера.
Товарищ Максим схватился рукой за табуретку.
— Ну-у! — свирепо взглянул он на Иванова. — Ну, говори, сволочь!
— Положи табуретку! — совершенно искренне завопил Иванов и направил на товарища Максима пистолет, в котором не было патронов.
Заложники зажмурились.
Но гангстер в другого гангстера стрелять не стал, потому что тот вдруг бухнулся на колени и стал его о чем-то умолять и стал плакать, пытаясь цепляться за ноги. Наверное, просил пощады.
— Ладно, — сказал Иванов, — живи, падла! Заложники облегченно вздохнули. И оператор прослушки вздохнул. И набившиеся в спецмашину и разобравшие наушники полицейские тоже вздохнули.
— ...“Падла” — это такое непереводимое русское оскорбление, — дал объяснение по последнему прозвучавшему слову переводчик.
Теперь все стало очевидным. Стало очевидным, что второй гангстер не был гангстером, а был фактически заложником. Пятым заложником.
— Он что, действительно мог его убить? — спросил какой-то полицейский.
— Мог! — печально ответил Пьер Эжени. — Этот — мог. Он уже столько раз мог... Этот кого угодно может!..
Глава 48
Брифинг проходил в накаленной, недружественной обстановке.
— Но ваши милиционеры, особенно инспектора ГИБДД, берут взятки и грубят! — возмущенно кричали с мест журналисты.
— Кто это вам такую ерунду сказал?! — поражался министр внутренних дел. — Восемьдесят процентов наших милиционеров имеют средне-специальное и высшее образование! Если они грубят, то это проблема не милиции, а министерства высшего и среднего образования. — Но взятки?!
— Что взятки? Это все ложь и клевета! Лично у меня никто никогда взятки не вымогал! — справедливо возразил министр. — А я, между прочим, каждый день на работу на машине езжу! И хоть бы раз!..
Журналисты на секунду растерялись.
— Нашел, у кого правды искать! — безнадежно махнул кто-то рукой.
Замминистра толкнул в бок сидящего рядом с ним Старкова.
— Нет, это неправда! Взятки есть! — громко сказал Старков. — Министр врет! Есть отдельные инспектора, которые взятки берут!
Министр упер палец в Старкова.
— Вот, — сказал он. — А вы говорите, что мы зажимаем критику. Что чего-то боимся. Ничего мы не боимся! Наоборот, мы всячески поощряем личный состав, чтобы выявить честных и инициативных работников, которые не боятся выносить сор из избы...
— И что с ними делаете? — ехидно спросили журналисты.
— Поощряем! — веско сказал министр.
— Как?
— Как положено!.. Вот вы все говорите: то да сел милиционеры плохие, взяточники, а чуть прижмет — в крик и, между прочим, орете не “Караул, журналисты!”, а “Караул, милиция!”. Вот вам и ответ! Вы что думаете, мы только взятки берем — мы еще и работаем, под пули, можно сказать, каждый день ходим. Например, в этом году у нас раскрываемость по отдельным видам составила восемьдесят девять процентов!
— Неправда! — крикнул Старков. — Не слушайте его! Он опять лжет! Не восемьдесят девять...
Зал оживился.
— А восемьдесят семь процентов!
— Ну вот! — снова ткнул пальцем в Старкова министр. — И я его за это, между прочим, в тюрьму не посажу и даже не уволю, а приму к сведению!.. А вы тут, понимаете, болтаете, сами не знаете чего!.. Да у нас по отдельным категориям преступность меньше, чем в ваших хваленых США!
— По каким? — крикнул кто-то из зала.
— По многим!.. Например, по количеству хищений компьютеров... Вот, — ткнул министр пальцем в бумаги, — в четыре раза! Микроволновых печей — в двенадцать! Посудомоечных машин — в двадцать четыре. Угона яхт и частных самолетов вообще почти нет!.. А вы все недовольны, все норовите какую-нибудь подковырку задать!
Все посмотрели на Старкова.
— Это тоже неправда! — сказал он.
— Что неправда?
— Все неправда! — не нашелся, что сказать Старков. — Министр врет!
— Я хочу задать вопрос следователю Старкову, — поднял один из журналистов руку.
— Задавайте, — разрешил почему-то министр.
— Вы действительно уверены, что после того, что вы здесь сказали, вас не уволят?
— Уверен! — честно ответил Старков, потому что был уверен, что его не уволят. Потому что уже был уволен.
— Ну вот!.. А вы бы, конечно, хотели, чтобы мы его по шапке, — пристыдил журналистов министр. — Все-то вы ищете какой-нибудь негатив, как муха... это самое. Взятки какие-то, коррупцию, зажим критики. Это когда было!.. А теперь у нас демократия и плюрализм. Какие взятки?.. Вот вы приведите сюда любого милиционера, поставьте и спросите — берет он взятки или нет. Но ведь вы не приведете, потому что вам правда не нужна, вам сенсацию подавай. Вот и создается у населения суждение, что наша милиция ни в Красную Армию, ни в какие ворота! А кто сказал?!. Вы вот думали, я его из органов взашей, а я ему благодарность с занесением! Вот она, правда!..
Журналисты не очень дружно захлопали...
— А если кто-то из вас или читателей вдруг столкнется с единичными случаями коррупции или невежливого отношения со стороны личного состава, ну вдруг” то сразу звоните мне, сразу мне, и я тут же немедленно приму меры.
— Тогда можно узнать и сообщить нашим читателям ваш телефон?
— Можно! Мой телефон известный — записывайте: 02!..
На чем брифинг закончился, и журналисты пошли направо — к выходу, а все прочие налево — в буфет.
Но прежде чем пить-есть и расслабляться, доделали все дела.
— Ты вот что, пошли кого-нибудь вниз, пусть перепишет номера всех их машин, — распорядился министр. — Узнаешь домашние адреса и скажешь гибэ-дэдэшникам, чтобы они поставили возле каждого выезда из двора по знаку “Въезд запрещен” и по инспектору. Чтобы впредь думали, какие вопросы задавать!
И уже только после этого сели за стол и стали есть-пить и тосты говорить во славу МВД и его первых руководителей. И скоро действительно все стали почти равны.
— А он молодец! — кричал министр, показывая на Старкова вилкой с куском грудинки. — Режет правду-матку, невзирая на меня. Ты его как-нибудь поощри... Какое у него звание?
— Майор.
— А чего только майор? Несерьезно как-то. Я министр, а мне какой-то майор выговаривает! Я тебе кто — министр или лычка от погона? Кого ты мне привел?!
Старков замер с поднятой рюмкой.
И все замерли.